Селестия Дома Жемчуга в. эльф, 438 — Жемчужная княгиня, Великий Архонт Северо-Запада; Мастер над здравием, Магистр Опоры Исцеления, жрица солари — персонаж свободен

@Каллиан Дома Жемчуга в. эльф, 328 — Официально: наследник Жемчужной княгини, а на деле её внебрачный сын от покойного Сапфирового князя. Командор королевской гвардии, глава Алмазной Тысячи, мастер над щитами (и друг молодого короля).

@Эллайнэлия Дома Жемчуга в. эльф, 125 — леди дома Жемчуга, приемная дочь жемчужной княгини и ее покойного супруга, жрица солари, целитель.

@Риольта Дома Жемчуга, 370 — Жемчужная княжна (младшая сестра княгини), известная светская львица и просто красавица. Как вторая в очереди наследования, желает наследовать княжество в обход племянника (который еще и окажется внебрачным).

[NPC] Элениэль Жемчужного Дома в. эльф, 415 —  Жемчужная княжна, самая младшая из Жемчужных сестер; жена графа Холгейра (Айзен), мать его наследника и дочери леди @Риона де Моргот

Мертвы:

♰ Миралун Дома Жемчуга в. эльф [убита Алым Летом] — (Жемчужная княжна, младшая сестра княгини) Вторая королева-супруга предыдущего Короля-Феникса, родила ему двух сыновей: принцев Лаэриса и Ланселя убит Алым Летом

♰ Галланта Дома Жемчуга в. эльф [почила] — Жемчужная княжна (сестра предыдущего князя, тетя @Селестия Дома Жемчуга и ее сестер) королева-консорт Зимнего Дола и мать нынешней королевы @Маэтвен из Дома Бурь , бабушка престолонаследника Аглавара из Дома Бурь и принцессы @Алассэ из Дома Бурь

♰ Элтраниэль Дома Жемчуга в. эльф [убит Алым Летом] — старейшина фракции Журавлей, покойный супруг Жемчужной княгини @Селестия Дома Жемчуга

[intall]— Милорд…

Услышав впервые ее голос, Каллиан от неожиданности замер. Глубокий, полетный, напевный – словно сизый вереск, кланяющийся весеннему ветру, бесконечный перелив берилловых полей под небом, наливающимся дождем.

Легкая вуаль медленно покидает лицо девушки, и взгляд Каллиана блуждает по нему, не скрытому больше полупрозрачной дымкой яшмовой ткани. Не бывает некрасивых элдренов, уж тем более среди высших эльфов, но... Тэльнира дома Яшмы обладала редкой, изысканной красотой, присущей Опоре Созидания - хрупкое изящество линий, утонченность черт лица и затаенная, глубокая грусть в яшмовых глазах.

Красивый и печальный голос. Как и она сама.

Длинные черные волосы скользнули по худеньким ключицам. Она была едва ли выше его плеча.

Селестия была права. Невеста была действительно – загляденье. Но, в отличие от судьбы ритуальной королевы Лливеллина, ей предстояло стать ему настоящей супругой – пусть без любви, но и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит их.

При мысли об этом больное сердце с сочувствием сжалось. Ей бы мужа любящего, чтоб души в ней не чаял и в спальню вел не только ради зачатия наследников…

Каллиан сдержанно отступил. Увы – не им первым и не им последним стоять перед ликом Златоустого и клясться друг другу в вечной любви, которой нет. И может в любой другой ситуации ему бы захотелось узнать яшмовую красавицу поближе, но пока что он не чувствовал ничего, кроме гнетущего волнения и предчувствия, что эта связь принесет им обоим много горя.

Селестия поинтересовалась у родителей невесты, не устали ли они с дороги. Каллиан было понадеялся, что устали – ему отчего-то хотелось отсрочить момент церемонии, но Яшмовый княжич заверил главу Жемчугов, что необходимости в отдыхе совершенно нет. Каллиан ловил на себе взгляды будущего тестя и его супруги, с которыми был издалека знаком за год службы в силу обязанностей командора и как член Вечного Совета, но общаться им не доводилось.

Парадный зал в Жемчужной резиденции отделывали лучшие Галадринские мастера. Скромный, светлый и торжественный, он всем своим убранством должен был демонстрировать чистоту и высокие помыслы Опоры Исцеления. Родня будущих супругов выстроилась друг напротив друга двумя рядами, причем со стороны Жемчугов со светлым достоинством держалась одна Селестия – отец Каллиана, увы, до церемонии сына не дожил. Наверняка Яшмовый княжич был знаком с его отцом, который служил на благо Вечного Дола всю свою жизнь и погиб Алым Летом, как и многие представители Великих Домов.

Каллиан же стоял рядом с матерью, держал в руках футляр, опустив глаза, и нервничал так, что почти не слышал слова парадного менестреля. Тот что-то говорил про величие Златоустого и историю церемонии, корнями уходящей на тысячелетия назад, про символ дара – уход невесты из одного Великого дома и переход ее в дом супруга. Что дар, приносимый женихом – семейная реликвия, передаваемая из поколения в поколение, должен украсить невесту в день венчания, чтобы под взглядом Златоустого явить ее волю стать частью Жемчужного дома.

Словно из ниоткуда полилась тихая и торжественная музыка, Каллиан ощутил прикосновение матери к локтю – мол, иди. Мелодия наполнила своды зала до вершин стрельчатого потолка, в воздухе от стены до стены повисло напряженное ожидание. Все замерли. Тяжко и неторопливо сын главы Жемчужного дома вышел на середину зала и поднял наконец глаза, осознав, что стоит напротив своей невесты. Поймал ее взгляд и отчего-то ему показалось, что дочь Яшмового дома сама неизвестно какими силами держится, чтобы не сбежать с церемонии.

«Держитесь, Тэльнира, леди дома Яшмы», - мысленно попросил он свою будущую жену, и шагнул вперед.

Казалось, у присутствующих сейчас шеи вытянутся мало не вдвое — слуги выглядывали друг из-за друга в нетерпении увидеть, с чем же пришел наследник…

Наследник сделал три медленных шага навстречу девушке, не поднимая глаз. Гости со стороны невесты растерянно переглянулись: как это понимать? То ли считать это знаком восхищения красотой невесты и демонстрацией собственного смирения, то ли свидетельством оскорбительного пренебрежения невестой и ее родней.

В напряженной тишине Каллиан пересек зал, остановившись лишь тогда, когда увидел подол платья будущей супруги.  И только тогда поднял взгляд на невесту, заглянув в янтарно-карие, червленые глаза.

- Тэльнира Метелл из дома Яшмы. – Начал он медленно и глубоко, не отводя глаз, как того требовала церемония. Сердце бешено билось от волнения. Страшно было не только то, что происходит нечто, что изменит их жизнь – не переиграешь, назад не отмотаешь… Страшнее всего было сбиться, запнуться об имя яшмового отца и (не дай Безбрежные!) забыть имя будущей тещи – это было равносильно оскорблению всей родни со стороны невесты до седьмого колена и почти что поводом к братоубийственной войне. – Я, Каллиан дома Жемчуга, именем Великого дома Жемчуга, с позволения Вашего отца, Его Сиятельства Сейзаира дома Яшмы, с благословения наших матерей ее Светлости Селестии дома Жемчуга и ее Милости Нуларе дома Яшмы, благосклонностью Солнцеликого и его бесконечной милостью под сводами Жемчужного дома прошу Вашей руки.

Он плавно опустился на одно колено, не отводя глаз, и протянул ей футляр, прикрытый шелковой перламутровой тканью.

- Примите этот дар как символ моей любви, уважения, почтения и преданности Вам, а также в знак соединения Великого дома Яшмы с Жемчужным домом.

И если унять дрожь в голосе у него получилось, то пальцы, держащие церемониальный дар, едва ощутимо подрагивали.

Словно зачарованная, невеста потянулась к футляру. Перламутровый отрез шелка плавно упорхнул на пол…

По залу прокатился сдавленный вздох. Там, окутанное нежным молочным атласом, лежало сокровище, украсившее главу опоры Исцеления в день ее венчания. Истекала тихим, нежным сиянием диадема, блики благородного белого золота переговаривались с отблесками перламутровых капель, мерцало свечение над жемчужным ожерельем, и все это великолепие словно просилось украсить шелк волос Яшмовой невесты. [/intall]

Диадема

Картинка к посту

Вьюга в тот день была ужасной.
Ветер гнул деревья и рвал одежду случайных прохожих, коим не посчастливилось брести по улицам города именно в это время. Местами на тротуарах был гололед, что превращало заваленные сугробами проходы в минные поля. То тут, то там слышались сдавленные проклятья незадачливых педестриан.
А снег все валил и валил, крупными хлопьями опускаясь с затянутых серо-белой поволокой небес. Укрытое облаками солнце освещало город слегка мрачноватым, приглушенным светом.
В кабинете Баэля было темно. Лишь только одинокий подсвечник выхватывал из темноты часть стола с пергаментом и в дрожащей пляске огня свеч из трупного жира, тени, отбрасываемые рукой с пером, казались особенно зловещими.
Движения эльфа были небрежными, летящими, но чертеж все равно казался невыразимо изящным, разве что, почерк господина Фаэнгира был настолько трудно разобрать, что впору было нанимать специалиста по шифрам лишь для этой далеко не тривиальной задачи.
Когда он закончил, за окном уже стало значительно темней, ибо подступал вечер. Анна уже должна была проснуться и Баэль размашистым жестом рассыпал порошок для чернил, закрепляя основу. Законченный свиток остался сохнуть под прессом и хозяин дома поднялся из-за стола, забрав подсвечник с собой.
Дверь в кабинет закрылась с едва слышным щелчком и эльф уверенным шагом направился в спальню, мимоходом вслушиваясь в натужный, нежный скрип досок. Старый дом был словно ворчливый старик и его тихое бормотание было очередной ноткой “настоящего уюта” который Баэль ни за что бы не согласился нарушить. Устранить скрип было легко, но, при этом, можно было распрощаться и с изрядной долей очарования одного из самых старых особняков в городе. Даже “усовершенствования” здесь были настолько незаметны, что казались и вовсе отсутствующими.
Хороший умный дом - это тот дом, что не станет кричать каждому встречному-поперечному о том, что он умный, - промелькнуло в мыслях эльфа, когда дверь в спальню сама распахнулась перед ним, на этот раз бесшумно и мягко. Анна уже сидела на кровати, задумчиво глядя на погоду за большим окном в пол, обрамленном темно-фиолетовыми портьерами. Сине золотой узор на их ткани слегка переливался в рассеянном свете огня от догорающих свеч.
Поставив подсвечник на резной комод, Баэль подошел к жене и присел на кровать рядом, взяв ее за руку и нежно поцеловав кончики пальцев.
- Нам пора, милая. Триархи не любят ждать.
Анна не пошевелилась, но ее взгляд был исполнен затаенной нежности, которую вампир не спешила демонстрировать, будто считала это ненужным и она только слегка кивнула мужу. Отпустив ее одеваться, Баэль прихватил камзол, аккуратно висящий на вешалке у двери и быстрым, легким движением накинул его, попутно оправив кружевной ворот рубашки.
Он с любовью наблюдал за тем, как неспешно одевается Анна. В любом другом случае эльф бы уже пылал негодованием, желая ускорить время в несколько сот раз, сейчас же, каждое движение супруги казалось ему вдохновляющим совершенством. Изящная фигурка Анны была словно живая скульптура в его влюбленных глазах. Наконец, не выдержав испытания соблазном, Мастер встал и решительно подошел к жене, его руки легли ей на талию, требовательно стиснув ее так, что это вырвало у красавицы легкий, томный вздох.
Легкий, почти невесомый поцелуй в шею, заставил Анну вздрогнуть и поежиться.
- Может, не будем спешить? - тихо предложила она и в спальне снова стало темно на долгие два часа.
Они пришли в себя лишь тогда, когда часы пробили одиннадцать ночи и собираться пришлось уже в спешке. Путь до графства Виндрару в лучшем случае бы занял несколько часов, даже на спец экипаже, ускоренном Баэлем настолько, насколько это вообще можно было осуществить в условиях экономии ресурсов.

Опора Защиты
Объединение профессиональных клинков, предоставляющих услуги не только защиты (стража, охрана, персональные телохранители) и наемников для самых высокопоставленных заказчиков, но и лучших мастеров-оружейников, изготавливающих тяжелую (по эльфийским меркам) амуницию и оружие. Высокие чины гильдии становятся офицерами, наемными стратегами и мэтрами фехтования.
Сам Дом больше похож на военную организацию, чем обычную семью. Закаленные в постоянных приграничных стычках, рубины не изнежены таким изобилием и довольством, однако знают цену чести. В военном отношении Дом является самым сильным из восьми княжеств. Мужчины и женщины рода одинаково учатся военному ремеслу, а скудность местных ресурсов с лихвой окупают мастерством в бою.

Очередной знойный день на полуострове Вранов Клюв обещал быть таким же, как и тысячи дней до него. Умиротворяющим, ясным и согревающим, но вместе с тем убийственно жарким, до духоты и ожогов на непривычной к такому коже. Здесь несущее жизнь солнце в своем стремлении “согреть” было беспощадным. Впрочем, местные давно привыкли к жестокой любви светила над своими головами, не видели в том проблемы. И князь здешних земель исключением не был.
Улучив свободную минутку в тени террасы, элдрен занимался любимым делом - возился с очередным ножом, что попал к нему в руки не так давно, и обошелся в солидную копеечку. Но имеют ли деньги значение для страстно увлеченной чем-то души?
Серапис почти с отеческой любовью протирал мягкой тканью лезвие узкого, больше похожего на женское, оружия. Однако, превосходный баланс ножа сразу давал понять, что он предназначен отнюдь не для женских интриг и попыток барышень отбиться от навязчивых кавалеров. Неподалеку стоял слуга, держа двумя руками длинную тонкую курительную трубку, от которой вверх тянулся тонкий шлейф ароматного дыма. Иногда князь отвлекался от своего занятия, чтобы сделать новую затяжку, прежде чем снова вернуться к новой “игрушке”. Тонкая работа мастеров Подземья, необычный металл. Тот, кто продал этот нож сообщил, что стоит держать изделие подальше от прямых солнечных лучей, иначе металл станет хрупким и оружие придет в негодность. Звучало почти как легенда, но проверять ее правдивость Серапис, разумеется, не собирался.
Умиротворенную атмосферу нарушил приход нового слуги, да не с пустыми руками.
- Ваша Светлость, приношу извинения, что нарушаю покой. Но вы велели незамедлительно доложить, когда придет донесение из столицы. - смуглый слуга говорил вполголоса, словно боялся нарушить редкую безмятежность момента. Серапис бросил ленивый взгляд на конверт с пустой печатью и кивнул, продолжая заниматься клинком.
- Читай.
События Алого лета вынуждали обсидианового с двойным вниманием наблюдать за происходящим в Анор-Эннорат, который теперь больше походил на встревоженный улей, нежели на столицу страны.
Несмотря на внешнюю расслабленность и занятость другим делом, элдрен слушал внимательно, вдумчиво. Позволил себе снисходительную ухмылку, заслышав о неугодных короне предсказаниях, за которые приходится расплачиваться тем, кто их изрек.
“Ожидаемо тревожно,” - заключает в мыслях, понимая, что доклад подходит к концу. Следовало позже хорошенько обдумать случившееся, прикинуть план собственных действий.
- … Также Его Августейшество официально представило свою фаворитку. - продолжал слуга. Архонт едва заметно скривился. Эта информация была ему наименее интересна. Но чтения не прервал.
- Сердцем Зари объявили графиню Атталь леди Лорейн де Лален.
Серапис вздрогнул, словно слуга вместо того, чтобы зачитывать текст, отвесил господину хлестную пощечину. Замер в той же позе, в какой и сидел, остановив заученное движение по лезвию ножа на середине. По темнокожему лицу, обращенному к докладчику, отчетливо промелькнула тень настороженного удивления, но слуга, занятый чтением, не заметил этого. Невозмутимо продолжил:
- Из-за непростой ситуации при дворе, по случаю коронации Магистр Опоры Защиты…
- Погоди, что? - прервал его князь. Тот на миг растерялся и сосредоточенно нахмурился, переводя взгляд в начало строки.
- Из-за непростой ситуации при дворе, по случаю коронации… - повторил читающий, но господин, состроив недовольное выражение лица, снова прервал его раздраженным жестом руки. Взгляд бездонных черных глаз был тяжел как каменная глыба, но те, кто служил Магистру давно, знали наверняка, какой взгляд господина несет реальную угрозу, а какой нет.
- Нет, до этого. Про Сердце Зари. - голос зазвучали серьезнее, требовательнее. От недавней расслабленности не осталось и следа. 
Слуга снова зачитал вслух нужный отрывок и предусмотрительно замолк, ожидая отмашки, пока князь напряженно размышлял над услышанным, с досадой признавая, что ему все же не показалось.
Промедление длилось всего минуту. Но вот обсидиановый, снова вернув себе внешне безмятежный вид, оборачивает тканью нож, что совсем недавно был центром его внимания, затем протягивает свободную руку в сторону слуги - жест более чем красноречивый и вот уже пергамент с донесением оказывается у князя. Поднявшись на ноги он в ответ небрежно передает слуге нож, тот принимает оружие двумя руками предельно осторожно и трепетно, словно это самое настоящее сокровище - знает о страсти господина и знает, как он дорожит своими “игрушками”.
- Найди Теанора. Поручение будет. - бросает князь уже через плечо, забрав у второго слуги свою трубку и двинувшись в сторону выхода из террасы.
Серапис делает глубокую затяжку, на ходу пробегая взглядом по ровным строчкам.
“Ох, не лучшее ты время выбрала, чтобы ухлестывать за королем. Не лучшее,”- ворчливо комментирует внутренний голос и князь с ним полностью согласен. Учитывая обстоятельства, он рекомендовал бы этой девушке напротив держаться от Анор-Эннората подальше, но как будто у элдрена сейчас был шанс повлиять на племянницу.
Он с уважением относился к решению сестры держать свое чадо подальше от старшего брата. И даже после смерти Алании не попытался перетянуть девицу на свою сторону, хотя с статусом Магистра Опоры Слова, дяде, несомненно, было что ей предложить и чем соблазнить. Но сейчас, глядя на пергамент в своих руках, Скорпион начинал сомневаться, а стоит ли ему придерживаться своего нейтралитета и дальше.
Внутренний голос снова дал о себе знать, но теперь уже словно пытаясь приободрить хозяина: “С другой стороны, возможно, оно и лучше, что племянница в столице? Как минимум, теперь она будет на глазах.”
- Угу, сомнительная радость, - пробормотал себе под нос Архонт, выпуская очередное облако дыма.
Пусть Серапис знал, что у Алании были более чем серьезные причины держать дочь в стороне от родного Дома Обсидиана, пусть он бесконечно любил младшую сестру и всегда прислушивался к ее мнению, нельзя было отрицать очевидного: Алания мертва и этого не изменить. А Лорейн, ее дочь, последнее напоминание о своей матери и по совместительству единственная относительно близкая живая родственница Обсидианового Князя, к которой он, пусть и скрывая, питал теплые чувства, была жива. И в его же, Сераписа, интересах, чтобы Лорейн прожила как можно дольше, пусть даже и шагает по доброй воле прямиком в пасть зверя. Что же до сестры… Князь обязательно попросит у нее прощения за свою вольность, когда они встретятся в Чертогах.

В доках полисов Атлантиса всегда хватало забот. Торговцы прибывали и отбывали, как по часам, выгружая тяжелые тюки и ящики на «далекие заморские берега» в надежде заработать на изысканных вкусах местной знати.  Их работа не заканчивалась даже с закатом солнца. Между собой они бегло перешептывались и ухмылялись, указывая огрубевшими ладонями на массивные колонны возвышающегося на горе акрополя. Гордой вереницей перетаскивали они свои товары в сторону рынка, то и дело обсыпая местных лодочников своим бахвальством и лестью. «О, как им нравятся Атлантис и его укрепленные пристани, укрывающие в тенях садов гордый флот сената. Как необычно! Как уникально!»
Гратион всегда наблюдал за их лепетанием с плохо скрываемым утомлением и легким снисхождением.
Если спросить местную стражу, порт едва ли сильно отличался от любых других: слишком людный, шумный и, что немаловажно, притягивающий к себе охотников легко поживиться.  Преступность подымала свои носы везде, где пахло золотой монетой, и вынюхивала карманы шире, чтобы засунуть туда свои крючковатые пальцы. Вот только занимались этим в основном неместные или недавно перебравшиеся в город: те, кому было еще невдомек, что прокуратор вот уже несколько лет к ряду высылает особый отряд стражей вести ночной караул. С тех самых пор город мог гордиться тем, что количество неразрешенных преступлений в доках уменьшилось в десятки раз, а если и случалось, то по личному договору с самим прокуратором.
Гратион никак не мог взять в толк, как умудрился попасть в этот «особый отряд». Он не считал себя отличившимся выдающимися умениями да и, видят боги, не старался выпячиваться. Стражник привык, приосанившись, отвечать односложно, выполнять поручения исправно, но никогда не пытаться лишний раз дать о себе знать. Ведь чем больше кажешься дураком, тем меньше с тебя будут требовать. Практика, работавшая практически всегда. Вот только нынешний прокуратор оказался не лыком шит. Всякий раз он будто видел стража насквозь, охотно и по доброй воле отправляя Гратиона в самый пыл городской суеты, при этом приговаривая похвалы. Всякий раз мужчина прикусывал язык и старался не сильно хмуриться, слыша, с какой хищной гордостью правитель говорит о своей «полиции».
В отряде, отправленном на патруль сегодня, Гратион был самым юным, потому по негласной традиции, в принятии которой молодой человек голоса не имел, отсылался в обход самой долгой тропы, что проходила от порта до рынка и дальше по узким проулкам «улиц блаженства». И, хотя улицы могли называться «блаженными», их содержимое было на порядок порочнее вырисовываемой фантазией картинки, особенно в ночное время суток. Услышав предстоящий ему путь, мужчина тяжело перевел дух и слегка поежился на морозном воздухе.
«Угораздило же», — сплюнул Геланор, натянув шлем покрепче и молча зашагав в направлении опустевшего к ночи рынка. Хотел бы он побеседовать с тем, кто определил его в «особый караул». О, как бы он наговорил ему за то, да и за это тоже. Однако с диким вепрем спорить было безопаснее, чем с нынешним прокуратором, потому Гратион покорно плыл по течению, наблюдая за тем, в какие новые подозрительно грязные воды оно его занесет.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом, когда Гратион добрался до «улиц блаженства». В темных проулках веяло помойным смрадом и спиртом, но мужчина давно привык к подобному антуражу. Он легким движением поправил шлем, ухватился покрепче за ксистон и зашагал выверенной, марширующей походкой по крошащейся кладке самых злачных улиц города. То и дело до его ушей доносились далекие возгласы, хохот и пьяные всхлипы, на которые стражник, впрочем, не обращал никакого внимания, почитая за естественный шум «улица блаженств». Взгляд его, сфокусировавшийся, но не цепляющий ничего конкретного, скучающе блуждал по дверям домов, а ум перечислял в голове: «Таверна Золото Руна», «Бордель Мадам Мастридии», «Лавка Шестелапого Хос…а?». Стражник резко остановился, втыкая кончик копья в землю.
На его пути стояли двое мужчин. Один, очевидно только вышедший из борделя, и второй, чьего лица Гратион не мог рассмотреть. А между ними разгоралась до боли знакомая сцена, которую ввиду особенности службы дозорный видел великое множество раз. «Не позавидуешь работникам Мадам Мастридии», — подумалось Геланору, но он тотчас был вынужден поймать свои мысли и припрятать их куда дальше. Ведь, когда его глаза смогли выловить отдельные черты потенциальной жертвы, Гратион заприметил причудливую, совершенно не подходящую борделю одежду. Либо бордель начал использовать чужеземные ткани для привлечения клиентов, либо выходец из борделя был вовсе не работником, а простым несчастным, кого угораздило нарваться на неприятности.
Стражник подавил очередной вздох. Будь этот юноша работником или хотя бы постоянным гостем борделя, за ним бы приглядели местные охранники или сама Мастридия. Однако ситуация накалялась, а помощи, как видно, ждать не приходилось ни от кого кроме зазевавшегося дозорного. Нахмурившись, Гратион присвистнул, тем самым обратив на себя внимание пристававшего. Широкоплечий шкаф грубоватого сложения и слегка горбатый… Из уст Геланора вырвался еще один тяжелый вздох.
— Опять ты за старое, Диодор? – гаркнул он сердито, покрепче ухватившись за копье, — Никак тебя жизнь не научит прекратить распускать свои лапы!
Именуемый Диодором резко развернул свою, перекошенную яростью и заметно хмельную «морду», невольно выпуская свою жертву из крепкой хватки лишь за тем, чтобы во все глаза уставиться на объявившегося стража.
— Будь ты умнее, прошел бы мимо, - Гратиону не пришлось по душе, как недобро ухмыльнулся собеседник, демонстрируя ряд неровных зубов, — Кишка тонковата будет мне мешать, псина прокураторская. Вас разве не учат выбирать противника по размеру?
Стражник заметно напрягся, заметив то самое выражение, с каким обычно еще более недобрая мысль посещает такие похабные умы, какие были у Диодора.
— Или хочешь увести мой товар? Да я твоими внутренностями окрашу эти двери!
«Что же за день такой», — подумалось Гратиону. Стараясь не терять бдительности, он перевел взгляд на чужеземца и как можно аккуратнее кивнул ему в противоположную сторону улицы: во мрак, где при желании можно было быстро скрыться от взглядов двух мужчин и убраться по добру, по здорову, пока развратный громила был отвлечен новой мишенью. Дозорному лишь оставалось надеяться, что незнакомец способен считать его предложение о побеге без слов.

Дверь кареты открылась, и Лир с шумом спрыгнул со ступеньки оказавшись наконец на улице. Он планировал посетить новый бордель в компании Пересмешников, но для начала решил самолично убедиться в том, что заведение стоит внимания.

— Что же, поглядим-поглядим, — эльф несколько припозднился и не был в числе первых посетителей, это позволяло ему не привлекать к себе лишнего внимания, бесшумно и незаметно маневрировать среди гостей. Он даже одет был довольно скромно по своим меркам: черный камзол под цвет брюк и рубашки, темно-лиловый жилет, никаких ярких, привлекающих элементов и даже медовые волосы были собраны в хвост и спрятаны под высоким воротом.

Взгляд подмечал всё: и прелесть внешней архитектуры, и удачное сочетание цветов, обилие красного подталкивало к нужному настроению, и удачную находку в виде нескольких построек и улочек, что связывали их вместе. Ты словно окунался в пёстрый город, в котором хотелось заблудиться. Ниппонский стиль не покорил сердце Андалира, всё же он предпочитал классические эльфийские элементы, но не отметить его красоты не мог, это было бы нечестно перед самим собой. Но всё же Лир пришёл в бордель не для того, чтобы убранство разглядывать, хотя оно тоже играло важную роль, и его внимание скоро сместилось.

Местные девушки были красивы, ещё и подобраны на любой вкус, они звонко смеялись, улыбались клиентам, были милы и соблазнительны. Пересмешник бродил среди них, но пока не спешил кого-то выбрать, всё казалось, что самая лучшая ждёт в следующем здании, и, если закончить поиски, он её упустит. «А вампирши здесь есть? Оборотницы? Может, и феечку какую-то необычную встретить можно? А вот орчиху не надо, пожалуй», — взгляд Пересмешника блуждал от одной кандидатки к другой, но казалось, что чего-то не хватает, но может, он просто придирался, — «слышал, что здесь есть ванны с вином, это мне точно пропустить нельзя».

Жадно ища новых впечатлений и красок, Андалир вышел к центру комплекса и его внимание, на удивление, привлекли не здания и не очередная девица. Парящие белые лепестки привели его к вишнёвому дереву, что вопреки здешней архитектуре показалось гостю инородным. Слишком чистым и невинным оно выглядело среди этого великолепного царства разврата. Хотя это несоответствие казалось даже забавным. Приблизившись, элдрен наклонил одну из веток и вдохнул лёгкий аромат цветов, их лепестки вздрогнули и осыпались на него. Из груди вырвался негромкий смех. Впервые с момента нахождения в «Пряной Вишне» Андалир остановился, не блуждал бесконечно по коридорам и мостикам, не искал девицу по-гибче и симпатичнее. Только сейчас он смог оценить всё, что увидел, масштабность заведения, силы и труд, что были в него вложены, и душу — она здесь явно была.

— Всё же стоит позвать и остальных Пересмешников.

Задумавшись, он обратил внимание на неприметное здание совсем рядом. В глаза бросилась и охрана, разумеется. «Интересно, что там? Ещё одни особые комнаты? Для самых редких и дорогих гостей». Любопытство вынудило подойти ближе, но не настолько, чтобы вызвать обеспокоенность самураев. Пока.

[html]<iframe frameborder="0" allow="clipboard-write" style="border:none;width:614px;height:244px;" width="614" height="244" src="https://music.yandex.ru/iframe/album/3211632/track/26918475">Слушайте <a href="https://music.yandex.ru/album/3211632/track/26918475">See You Again</a> — <a href="https://music.yandex.ru/artist/48300">Wiz Khalifa</a> на Яндекс Музыке</iframe>[/html]

Магия всегда была для нее отдушиной. Это то, что не требовало от нее жертв и испытаний, то, в чем она была уверена, и то, что было с ней всегда, не смотря ни на что. Меллериль находила в плетении покой и равновесие, которые были недоступны ей в обычной жизни, где постоянно все шло не так.
Возможно, не будь она в юности так сильно охвачена мыслью служить правосудию, что тяжким бременем нес Дом Обсидиана, она бы так и осталась в Башне, посвятив себя исследованиям. Помнится, в год ее выпуска преподаватели знатно присели девушке на уши, говоря о карьере и успехах, которые дома ей не светят. Глуха была Мелл к их словам. Как в общем-то и все подростки.
Идеалы были превыше здравого смысла, а дальновидность ограничивалась романтизированными образами, которым суждено было разбиться после первого же задания. Одно лишь упрямство не позволило развернуться и уехать обратно в обитель магов, позорно признав чужую правоту. Уж лучше смерть.

Впрочем, Башня для чародейки не осталась в прошлом. Испытывая непреодолимую тягу и интерес к природе плетения и его возможностям, Мелл так или иначе возвращалась в эти стены, тратя свое редкое свободное время на помощь в исследованиях. Для того, чтобы возглавлять их или же участвовать в различного рода экспедициях, у нее, к сожалению, совершенно не хватало времени, однако определенный вклад девушка все же вносила. Хотя, могла бы, конечно, намного больше…

В эту экспедицию Меллериль отпрашивалась, как настоящая школьница, впервые решившая, как взрослая, отправиться в соседний город. Не потому что беспокойные родители не желали отпускать дочь в столь дальние края, а потому что беспокойное начальство не видело рациональных причин позволять ей покинуть княжество на такой неопределенный срок.
Пришлось подключить все свое обаяние и собрать все имеющиеся аргументы в кулак, а также заблаговременно подыскать себе замену, которая справится с напором сомнений и недовольств. Но так или иначе, к экспедиции леди Оникса все же присоединилась.

---

Корабль отошел на рассвете, размеренно покачиваясь на легких волнах. Погода для начала путешествия была прекрасная: ни тени облачка, спокойный ветер, который подгонял их судно вперед, и теплое солнце, что грело палубу, на которой удобно расположилось большинство экипажа.
Меллериль, гордо пряча внутри свою маленькую тайну об отношениях с морскими водами… да и не только морскими, опасливо держалась подальше от бортов. Чем она думала, когда сунулась в плавание? Вопрос интересный и требующий размышлений, потому как вот так сходу Мелл бы на него не ответила. Цель экспедиции настолько ей глаза застила, что девушка решила взглянуть своим страхам в глаза. В конце концов, ей же не вплавь предлагается догрести до места, а всего лишь тихо и мирно сидеть в каюте, пока они не причалят.
Собственно, поэтому первые часы их путешествия эльфийка провела больше внутри судна, слушая бесконечные подробности предыдущих вылазок господина Морнина, который нашел в ее лице новую жертву, пребывающую в ужаснейшем неведении о его успехах. В какой-то момент Мелл поймала себя на мысли, что вот конкретно сейчас идея вывалиться за борт перестала ее пугать. А спустя еще пару мгновений возникло непреодолимое желание утянуть за собой туда и рассказчика.

К вечеру, когда все уже наконец разбрелись по своим делам, а господин Морнин наконец освободил ее из своего словесного плена, Мелл нерешительно поднялась наверх и замерла в дверях. Качка ее немного утомила и хотелось просто подышать свежим воздухом, однако подняться на палубу в одиночестве, когда там уже темно и никого нет…а ты все еще, как и несколько часов назад, не умеешь плавать… настолько Меллериль в себя не верила. Потому и стояла на ступенях, вцепившись руками в поручни и решив, что подышать можно и здесь.
Легкие одежды развевались на ветру вместе с густыми локонами. Морской воздух сделал их совершенно непослушными, так что чародейка уже даже не пыталась их собрать, позволив им пышной копной лежать на плечах. Было так тихо и спокойно, что нутро с непривычки сжималось. Может, все-таки вернуться? Мелл задумчиво подняла голову, завороженно смотря на появляющиеся звезды. Еще чуть-чуть постою…

В эти часы юноша искренне жалел, что не обучен совершенно никакому целительству.

И потому каждый из тех часов превратился для него в молчаливую пытку, пожирающую изнутри хуже любых стрел, мечей и трезубцев. Во многом Ноантис обвинял отца, сторонился его общества и сближаться с ним не хотел. Сегодня все перевернулось. Винить Ноа начал лишь себя, полностью, справедливо принимая на себя этот груз.

Если бы он не пошел никуда.
Если бы не проявил свой характер.
Если бы...

История, увы, сослагательного наклонения не знала, а потому ему только и оставалось, что мерить шагами коридор, в который раз отмахиваться от лекарей с их предложениями и даже требованиями "Вам нужно лечь". Не нужно ему никаких "лечь". Ему и сесть-то было невозможно - настолько глубока была его душевная рана, которую сам же себе и нанес своим идиотским поведением.

Ноа было интересно - думал ли отец прежде, чем броситься на его поиски? А если думал, то...сколько? И окажись они в противоположной ситуации, то что бы сделал сам юный океанид? Сейчас он даже подумать ни о чем подобном не мог. Все мысли Ноантиса смешались в один большой комок болезненного беспокойства и страха. И даже после того, как его уверили, что рана не смертельная, а целители быстро поставят отца на ноги, унять эти ощущения было невозможно. Их подпитывал гнев - подпитывал щедро, богато. Гнев на ту ублюдочную сухопутную стрекозу, на его мелкого помощника, которого там же и задержали (хотя у Ноа было дичайшее желание втоптать мерзкого подельника в ближайшую лужу и не отпускать пока тот не задохнется), на третьего из тех фей...И на самого себя. Больше всего на свете.

- Господин Ноантис? - голос вырвал океанида из размышлений - он сидел за пределами отцовских покоев. Не пускали. Так что же? Он сидел под дверью и едва не уснул прямо на пороге, опершись о массивное дерево.

Резко вскинув голову, Ноа поймал взглядом силуэт той самой девушки, которая наведывалась к отцу после его ухода.

- Что там? Скажи мне! - он хотел было подскочить, да силы в ногах не было, поэтому просто дернулся, протянув руку и загораживаясь как от солнышка. Да только вот за окнами давным-давно стемнело, а усталость накатывала сильнее, чем обычно. В руках у девушки был небольшой поднос, но не с лекарствами или колбочками, а с...

"Еда? Это..."

- Вам нужно поесть. Лекари говорят, это обязательно в вашем...состоянии, - девушка едва заметно улыбнулась, протягивая океаниду поднос с несколькими маленькими пиалами. В них были как порции морских деликатесов, так и овощи с фруктами неведомого Ноа названия.

- Не хочу, - Ноа почти отмахнулся, отворачиваясь в сторону. Он не мог думать ни о каких яствах, когда за стеной тот,  кто сполна пострадал за него сегодня. Из-за него.

- Поешьте - и я попрошу, чтобы вас пустили внутрь, - выдержав небольшую паузу, промолвила эльфийка.  Она все еще настойчиво держала тарелку перед Ноантисом - но на почтительной дистанции. А вот это подействовало. Ноа, конечно, про себя ругался весьма грязными словами, но сил ругаться вслух у него просто не было. Когда  с едой было покончено, океанид поднялся, держась за дверную раму, и мотнул головой в сторону ручек.

- Впусти.

Он не волен был здесь приказывать и распоряжаться - статус не тот.

Но в этот раз никто не стал его останавливать и осаживать. Все все понимали.

***

Ноантис не знал, когда сознание уплыло. Не запомнил позы, в которую провалился. Но шаги его были тихими и легкими, как будто боялся разбудить лежащего на кровати отца. Еще утром они готовы были вгрызться друг другу в глотки, а теперь...Стало вдруг так тихо, словно ничего и не было. Лишь свободный ветер за пределами этих стен напоминал о том, что они все еще живы. Что реальны. И что роднее друг друга у них никого не осталось.

Он не видел никаких сновидений. Просто блуждал в тумане, слишком спокойном, чтобы быть правдой. Даже дышал в этот раз тихо, а пробудился от касания не сразу. Чуть задрожали веки, дернулись слегка кончики пальцев...

- М-м-м?..

В горле было очень сухо и все еще ощущался привкус какого-то из местных фруктов на языке. Тяжесть чьей-то ладони. Глаза в  полумраке залитого лунным светом помещения. Ощутимая боль в ногах - ведь Ноа просто уснул, положив голову на край кровати, а ноги так и оставив на полу. Бороться со сном он пытался - вначале. Когда слушал чужое дыхание, наблюдал за тем, как вздымается грудь. Боялся прикоснуться, видя отпечатки тревоги на отцовском лице...

"Это же ты виноват, что так случилось".

Ноа, едва открыв глаза, ощутил довольно сильное смущение, как будто...Да, как будто мир перевернулся и сейчас перед ним не его вечно холодный и занятой отец, а кто-то по-настоящему дорогой. И этот кто-то жизнь готов был сложить ради спасения своего сына.

- Прости, я не заметил...я долго ждал, пока ты проснешься, а тебе пришлось... -  юноша отстранился, отводя взгляд в сторону. Как же невероятно тяжело ему было подбирать какие-то слова сейчас. Хотелось просто молчать, но таким образом переживания никуда не уйдут. А чтобы избавиться от них, нужно хоть что-то сказать, выпустить их на свободу. Хотя бы ненадолго. - Я боялся, что ты погибнешь...там...Лекари сказали...что еще бы несколько сантиметров ниже и...

Говорят, что мужчинам негоже плакать и что это все женский удел, но юный океанид был страшно близок к тому, чтобы заплакать прямо сейчас. Накопившаяся усталость и переживания навалились на него разом, потому он сейчас вовсю отворачивался, стараясь не смотреть на отца. Повязка на его груди и общее состояние только усугубляли положение, напоминая Ноа о случившемся и о том, что все это произошло по его вине.

"Только не сейчас. Ты сделаешь ему больнее. Понимаешь?
Скажи же хоть что-нибудь..."

- Спасибо, что...пришел за мной, - если бы мог, Ноантис сказал бы больше, но слова совершенно не хотели идти на ум. А голос дрожал так сильно - так же, как и ладонь, оставшаяся лежать на кровати. Моменты подобной слабости Ноа мог показать лишь двоим людям в своей жизни.

Теперь - троим.