Селестия Дома Жемчуга в. эльф, 438 — Жемчужная княгиня, Великий Архонт Северо-Запада; Мастер над здравием, Магистр Опоры Исцеления, жрица солари — персонаж свободен

@Каллиан Дома Жемчуга в. эльф, 328 — Официально: наследник Жемчужной княгини, а на деле её внебрачный сын от покойного Сапфирового князя. Командор королевской гвардии, глава Алмазной Тысячи, мастер над щитами (и друг молодого короля).

@Эллайнэлия Дома Жемчуга в. эльф, 125 — леди дома Жемчуга, приемная дочь жемчужной княгини и ее покойного супруга, жрица солари, целитель.

@Риольта Дома Жемчуга, 370 — Жемчужная княжна (младшая сестра княгини), известная светская львица и просто красавица. Как вторая в очереди наследования, желает наследовать княжество в обход племянника (который еще и окажется внебрачным).

[NPC] Элениэль Жемчужного Дома в. эльф, 415 —  Жемчужная княжна, самая младшая из Жемчужных сестер; жена графа Холгейра (Айзен), мать его наследника и дочери леди @Риона де Моргот

Мертвы:

♰ Миралун Дома Жемчуга в. эльф [убита Алым Летом] — (Жемчужная княжна, младшая сестра княгини) Вторая королева-супруга предыдущего Короля-Феникса, родила ему двух сыновей: принцев Лаэриса и Ланселя убит Алым Летом

♰ Галланта Дома Жемчуга в. эльф [почила] — Жемчужная княжна (сестра предыдущего князя, тетя @Селестия Дома Жемчуга и ее сестер) королева-консорт Зимнего Дола и мать нынешней королевы @Маэтвен из Дома Бурь , бабушка престолонаследника Аглавара из Дома Бурь и принцессы @Алассэ из Дома Бурь

♰ Элтраниэль Дома Жемчуга в. эльф [убит Алым Летом] — старейшина фракции Журавлей, покойный супруг Жемчужной княгини @Селестия Дома Жемчуга

[intall]— Милорд…

Услышав впервые ее голос, Каллиан от неожиданности замер. Глубокий, полетный, напевный – словно сизый вереск, кланяющийся весеннему ветру, бесконечный перелив берилловых полей под небом, наливающимся дождем.

Легкая вуаль медленно покидает лицо девушки, и взгляд Каллиана блуждает по нему, не скрытому больше полупрозрачной дымкой яшмовой ткани. Не бывает некрасивых элдренов, уж тем более среди высших эльфов, но... Тэльнира дома Яшмы обладала редкой, изысканной красотой, присущей Опоре Созидания - хрупкое изящество линий, утонченность черт лица и затаенная, глубокая грусть в яшмовых глазах.

Красивый и печальный голос. Как и она сама.

Длинные черные волосы скользнули по худеньким ключицам. Она была едва ли выше его плеча.

Селестия была права. Невеста была действительно – загляденье. Но, в отличие от судьбы ритуальной королевы Лливеллина, ей предстояло стать ему настоящей супругой – пусть без любви, но и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит их.

При мысли об этом больное сердце с сочувствием сжалось. Ей бы мужа любящего, чтоб души в ней не чаял и в спальню вел не только ради зачатия наследников…

Каллиан сдержанно отступил. Увы – не им первым и не им последним стоять перед ликом Златоустого и клясться друг другу в вечной любви, которой нет. И может в любой другой ситуации ему бы захотелось узнать яшмовую красавицу поближе, но пока что он не чувствовал ничего, кроме гнетущего волнения и предчувствия, что эта связь принесет им обоим много горя.

Селестия поинтересовалась у родителей невесты, не устали ли они с дороги. Каллиан было понадеялся, что устали – ему отчего-то хотелось отсрочить момент церемонии, но Яшмовый княжич заверил главу Жемчугов, что необходимости в отдыхе совершенно нет. Каллиан ловил на себе взгляды будущего тестя и его супруги, с которыми был издалека знаком за год службы в силу обязанностей командора и как член Вечного Совета, но общаться им не доводилось.

Парадный зал в Жемчужной резиденции отделывали лучшие Галадринские мастера. Скромный, светлый и торжественный, он всем своим убранством должен был демонстрировать чистоту и высокие помыслы Опоры Исцеления. Родня будущих супругов выстроилась друг напротив друга двумя рядами, причем со стороны Жемчугов со светлым достоинством держалась одна Селестия – отец Каллиана, увы, до церемонии сына не дожил. Наверняка Яшмовый княжич был знаком с его отцом, который служил на благо Вечного Дола всю свою жизнь и погиб Алым Летом, как и многие представители Великих Домов.

Каллиан же стоял рядом с матерью, держал в руках футляр, опустив глаза, и нервничал так, что почти не слышал слова парадного менестреля. Тот что-то говорил про величие Златоустого и историю церемонии, корнями уходящей на тысячелетия назад, про символ дара – уход невесты из одного Великого дома и переход ее в дом супруга. Что дар, приносимый женихом – семейная реликвия, передаваемая из поколения в поколение, должен украсить невесту в день венчания, чтобы под взглядом Златоустого явить ее волю стать частью Жемчужного дома.

Словно из ниоткуда полилась тихая и торжественная музыка, Каллиан ощутил прикосновение матери к локтю – мол, иди. Мелодия наполнила своды зала до вершин стрельчатого потолка, в воздухе от стены до стены повисло напряженное ожидание. Все замерли. Тяжко и неторопливо сын главы Жемчужного дома вышел на середину зала и поднял наконец глаза, осознав, что стоит напротив своей невесты. Поймал ее взгляд и отчего-то ему показалось, что дочь Яшмового дома сама неизвестно какими силами держится, чтобы не сбежать с церемонии.

«Держитесь, Тэльнира, леди дома Яшмы», - мысленно попросил он свою будущую жену, и шагнул вперед.

Казалось, у присутствующих сейчас шеи вытянутся мало не вдвое — слуги выглядывали друг из-за друга в нетерпении увидеть, с чем же пришел наследник…

Наследник сделал три медленных шага навстречу девушке, не поднимая глаз. Гости со стороны невесты растерянно переглянулись: как это понимать? То ли считать это знаком восхищения красотой невесты и демонстрацией собственного смирения, то ли свидетельством оскорбительного пренебрежения невестой и ее родней.

В напряженной тишине Каллиан пересек зал, остановившись лишь тогда, когда увидел подол платья будущей супруги.  И только тогда поднял взгляд на невесту, заглянув в янтарно-карие, червленые глаза.

- Тэльнира Метелл из дома Яшмы. – Начал он медленно и глубоко, не отводя глаз, как того требовала церемония. Сердце бешено билось от волнения. Страшно было не только то, что происходит нечто, что изменит их жизнь – не переиграешь, назад не отмотаешь… Страшнее всего было сбиться, запнуться об имя яшмового отца и (не дай Безбрежные!) забыть имя будущей тещи – это было равносильно оскорблению всей родни со стороны невесты до седьмого колена и почти что поводом к братоубийственной войне. – Я, Каллиан дома Жемчуга, именем Великого дома Жемчуга, с позволения Вашего отца, Его Сиятельства Сейзаира дома Яшмы, с благословения наших матерей ее Светлости Селестии дома Жемчуга и ее Милости Нуларе дома Яшмы, благосклонностью Солнцеликого и его бесконечной милостью под сводами Жемчужного дома прошу Вашей руки.

Он плавно опустился на одно колено, не отводя глаз, и протянул ей футляр, прикрытый шелковой перламутровой тканью.

- Примите этот дар как символ моей любви, уважения, почтения и преданности Вам, а также в знак соединения Великого дома Яшмы с Жемчужным домом.

И если унять дрожь в голосе у него получилось, то пальцы, держащие церемониальный дар, едва ощутимо подрагивали.

Словно зачарованная, невеста потянулась к футляру. Перламутровый отрез шелка плавно упорхнул на пол…

По залу прокатился сдавленный вздох. Там, окутанное нежным молочным атласом, лежало сокровище, украсившее главу опоры Исцеления в день ее венчания. Истекала тихим, нежным сиянием диадема, блики благородного белого золота переговаривались с отблесками перламутровых капель, мерцало свечение над жемчужным ожерельем, и все это великолепие словно просилось украсить шелк волос Яшмовой невесты. [/intall]

Диадема

Картинка к посту

Вьюга в тот день была ужасной.
Ветер гнул деревья и рвал одежду случайных прохожих, коим не посчастливилось брести по улицам города именно в это время. Местами на тротуарах был гололед, что превращало заваленные сугробами проходы в минные поля. То тут, то там слышались сдавленные проклятья незадачливых педестриан.
А снег все валил и валил, крупными хлопьями опускаясь с затянутых серо-белой поволокой небес. Укрытое облаками солнце освещало город слегка мрачноватым, приглушенным светом.
В кабинете Баэля было темно. Лишь только одинокий подсвечник выхватывал из темноты часть стола с пергаментом и в дрожащей пляске огня свеч из трупного жира, тени, отбрасываемые рукой с пером, казались особенно зловещими.
Движения эльфа были небрежными, летящими, но чертеж все равно казался невыразимо изящным, разве что, почерк господина Фаэнгира был настолько трудно разобрать, что впору было нанимать специалиста по шифрам лишь для этой далеко не тривиальной задачи.
Когда он закончил, за окном уже стало значительно темней, ибо подступал вечер. Анна уже должна была проснуться и Баэль размашистым жестом рассыпал порошок для чернил, закрепляя основу. Законченный свиток остался сохнуть под прессом и хозяин дома поднялся из-за стола, забрав подсвечник с собой.
Дверь в кабинет закрылась с едва слышным щелчком и эльф уверенным шагом направился в спальню, мимоходом вслушиваясь в натужный, нежный скрип досок. Старый дом был словно ворчливый старик и его тихое бормотание было очередной ноткой “настоящего уюта” который Баэль ни за что бы не согласился нарушить. Устранить скрип было легко, но, при этом, можно было распрощаться и с изрядной долей очарования одного из самых старых особняков в городе. Даже “усовершенствования” здесь были настолько незаметны, что казались и вовсе отсутствующими.
Хороший умный дом - это тот дом, что не станет кричать каждому встречному-поперечному о том, что он умный, - промелькнуло в мыслях эльфа, когда дверь в спальню сама распахнулась перед ним, на этот раз бесшумно и мягко. Анна уже сидела на кровати, задумчиво глядя на погоду за большим окном в пол, обрамленном темно-фиолетовыми портьерами. Сине золотой узор на их ткани слегка переливался в рассеянном свете огня от догорающих свеч.
Поставив подсвечник на резной комод, Баэль подошел к жене и присел на кровать рядом, взяв ее за руку и нежно поцеловав кончики пальцев.
- Нам пора, милая. Триархи не любят ждать.
Анна не пошевелилась, но ее взгляд был исполнен затаенной нежности, которую вампир не спешила демонстрировать, будто считала это ненужным и она только слегка кивнула мужу. Отпустив ее одеваться, Баэль прихватил камзол, аккуратно висящий на вешалке у двери и быстрым, легким движением накинул его, попутно оправив кружевной ворот рубашки.
Он с любовью наблюдал за тем, как неспешно одевается Анна. В любом другом случае эльф бы уже пылал негодованием, желая ускорить время в несколько сот раз, сейчас же, каждое движение супруги казалось ему вдохновляющим совершенством. Изящная фигурка Анны была словно живая скульптура в его влюбленных глазах. Наконец, не выдержав испытания соблазном, Мастер встал и решительно подошел к жене, его руки легли ей на талию, требовательно стиснув ее так, что это вырвало у красавицы легкий, томный вздох.
Легкий, почти невесомый поцелуй в шею, заставил Анну вздрогнуть и поежиться.
- Может, не будем спешить? - тихо предложила она и в спальне снова стало темно на долгие два часа.
Они пришли в себя лишь тогда, когда часы пробили одиннадцать ночи и собираться пришлось уже в спешке. Путь до графства Виндрару в лучшем случае бы занял несколько часов, даже на спец экипаже, ускоренном Баэлем настолько, насколько это вообще можно было осуществить в условиях экономии ресурсов.

Опора Защиты
Объединение профессиональных клинков, предоставляющих услуги не только защиты (стража, охрана, персональные телохранители) и наемников для самых высокопоставленных заказчиков, но и лучших мастеров-оружейников, изготавливающих тяжелую (по эльфийским меркам) амуницию и оружие. Высокие чины гильдии становятся офицерами, наемными стратегами и мэтрами фехтования.
Сам Дом больше похож на военную организацию, чем обычную семью. Закаленные в постоянных приграничных стычках, рубины не изнежены таким изобилием и довольством, однако знают цену чести. В военном отношении Дом является самым сильным из восьми княжеств. Мужчины и женщины рода одинаково учатся военному ремеслу, а скудность местных ресурсов с лихвой окупают мастерством в бою.

Очередной знойный день на полуострове Вранов Клюв обещал быть таким же, как и тысячи дней до него. Умиротворяющим, ясным и согревающим, но вместе с тем убийственно жарким, до духоты и ожогов на непривычной к такому коже. Здесь несущее жизнь солнце в своем стремлении “согреть” было беспощадным. Впрочем, местные давно привыкли к жестокой любви светила над своими головами, не видели в том проблемы. И князь здешних земель исключением не был.
Улучив свободную минутку в тени террасы, элдрен занимался любимым делом - возился с очередным ножом, что попал к нему в руки не так давно, и обошелся в солидную копеечку. Но имеют ли деньги значение для страстно увлеченной чем-то души?
Серапис почти с отеческой любовью протирал мягкой тканью лезвие узкого, больше похожего на женское, оружия. Однако, превосходный баланс ножа сразу давал понять, что он предназначен отнюдь не для женских интриг и попыток барышень отбиться от навязчивых кавалеров. Неподалеку стоял слуга, держа двумя руками длинную тонкую курительную трубку, от которой вверх тянулся тонкий шлейф ароматного дыма. Иногда князь отвлекался от своего занятия, чтобы сделать новую затяжку, прежде чем снова вернуться к новой “игрушке”. Тонкая работа мастеров Подземья, необычный металл. Тот, кто продал этот нож сообщил, что стоит держать изделие подальше от прямых солнечных лучей, иначе металл станет хрупким и оружие придет в негодность. Звучало почти как легенда, но проверять ее правдивость Серапис, разумеется, не собирался.
Умиротворенную атмосферу нарушил приход нового слуги, да не с пустыми руками.
- Ваша Светлость, приношу извинения, что нарушаю покой. Но вы велели незамедлительно доложить, когда придет донесение из столицы. - смуглый слуга говорил вполголоса, словно боялся нарушить редкую безмятежность момента. Серапис бросил ленивый взгляд на конверт с пустой печатью и кивнул, продолжая заниматься клинком.
- Читай.
События Алого лета вынуждали обсидианового с двойным вниманием наблюдать за происходящим в Анор-Эннорат, который теперь больше походил на встревоженный улей, нежели на столицу страны.
Несмотря на внешнюю расслабленность и занятость другим делом, элдрен слушал внимательно, вдумчиво. Позволил себе снисходительную ухмылку, заслышав о неугодных короне предсказаниях, за которые приходится расплачиваться тем, кто их изрек.
“Ожидаемо тревожно,” - заключает в мыслях, понимая, что доклад подходит к концу. Следовало позже хорошенько обдумать случившееся, прикинуть план собственных действий.
- … Также Его Августейшество официально представило свою фаворитку. - продолжал слуга. Архонт едва заметно скривился. Эта информация была ему наименее интересна. Но чтения не прервал.
- Сердцем Зари объявили графиню Атталь леди Лорейн де Лален.
Серапис вздрогнул, словно слуга вместо того, чтобы зачитывать текст, отвесил господину хлестную пощечину. Замер в той же позе, в какой и сидел, остановив заученное движение по лезвию ножа на середине. По темнокожему лицу, обращенному к докладчику, отчетливо промелькнула тень настороженного удивления, но слуга, занятый чтением, не заметил этого. Невозмутимо продолжил:
- Из-за непростой ситуации при дворе, по случаю коронации Магистр Опоры Защиты…
- Погоди, что? - прервал его князь. Тот на миг растерялся и сосредоточенно нахмурился, переводя взгляд в начало строки.
- Из-за непростой ситуации при дворе, по случаю коронации… - повторил читающий, но господин, состроив недовольное выражение лица, снова прервал его раздраженным жестом руки. Взгляд бездонных черных глаз был тяжел как каменная глыба, но те, кто служил Магистру давно, знали наверняка, какой взгляд господина несет реальную угрозу, а какой нет.
- Нет, до этого. Про Сердце Зари. - голос зазвучали серьезнее, требовательнее. От недавней расслабленности не осталось и следа. 
Слуга снова зачитал вслух нужный отрывок и предусмотрительно замолк, ожидая отмашки, пока князь напряженно размышлял над услышанным, с досадой признавая, что ему все же не показалось.
Промедление длилось всего минуту. Но вот обсидиановый, снова вернув себе внешне безмятежный вид, оборачивает тканью нож, что совсем недавно был центром его внимания, затем протягивает свободную руку в сторону слуги - жест более чем красноречивый и вот уже пергамент с донесением оказывается у князя. Поднявшись на ноги он в ответ небрежно передает слуге нож, тот принимает оружие двумя руками предельно осторожно и трепетно, словно это самое настоящее сокровище - знает о страсти господина и знает, как он дорожит своими “игрушками”.
- Найди Теанора. Поручение будет. - бросает князь уже через плечо, забрав у второго слуги свою трубку и двинувшись в сторону выхода из террасы.
Серапис делает глубокую затяжку, на ходу пробегая взглядом по ровным строчкам.
“Ох, не лучшее ты время выбрала, чтобы ухлестывать за королем. Не лучшее,”- ворчливо комментирует внутренний голос и князь с ним полностью согласен. Учитывая обстоятельства, он рекомендовал бы этой девушке напротив держаться от Анор-Эннората подальше, но как будто у элдрена сейчас был шанс повлиять на племянницу.
Он с уважением относился к решению сестры держать свое чадо подальше от старшего брата. И даже после смерти Алании не попытался перетянуть девицу на свою сторону, хотя с статусом Магистра Опоры Слова, дяде, несомненно, было что ей предложить и чем соблазнить. Но сейчас, глядя на пергамент в своих руках, Скорпион начинал сомневаться, а стоит ли ему придерживаться своего нейтралитета и дальше.
Внутренний голос снова дал о себе знать, но теперь уже словно пытаясь приободрить хозяина: “С другой стороны, возможно, оно и лучше, что племянница в столице? Как минимум, теперь она будет на глазах.”
- Угу, сомнительная радость, - пробормотал себе под нос Архонт, выпуская очередное облако дыма.
Пусть Серапис знал, что у Алании были более чем серьезные причины держать дочь в стороне от родного Дома Обсидиана, пусть он бесконечно любил младшую сестру и всегда прислушивался к ее мнению, нельзя было отрицать очевидного: Алания мертва и этого не изменить. А Лорейн, ее дочь, последнее напоминание о своей матери и по совместительству единственная относительно близкая живая родственница Обсидианового Князя, к которой он, пусть и скрывая, питал теплые чувства, была жива. И в его же, Сераписа, интересах, чтобы Лорейн прожила как можно дольше, пусть даже и шагает по доброй воле прямиком в пасть зверя. Что же до сестры… Князь обязательно попросит у нее прощения за свою вольность, когда они встретятся в Чертогах.

В доках полисов Атлантиса всегда хватало забот. Торговцы прибывали и отбывали, как по часам, выгружая тяжелые тюки и ящики на «далекие заморские берега» в надежде заработать на изысканных вкусах местной знати.  Их работа не заканчивалась даже с закатом солнца. Между собой они бегло перешептывались и ухмылялись, указывая огрубевшими ладонями на массивные колонны возвышающегося на горе акрополя. Гордой вереницей перетаскивали они свои товары в сторону рынка, то и дело обсыпая местных лодочников своим бахвальством и лестью. «О, как им нравятся Атлантис и его укрепленные пристани, укрывающие в тенях садов гордый флот сената. Как необычно! Как уникально!»
Гратион всегда наблюдал за их лепетанием с плохо скрываемым утомлением и легким снисхождением.
Если спросить местную стражу, порт едва ли сильно отличался от любых других: слишком людный, шумный и, что немаловажно, притягивающий к себе охотников легко поживиться.  Преступность подымала свои носы везде, где пахло золотой монетой, и вынюхивала карманы шире, чтобы засунуть туда свои крючковатые пальцы. Вот только занимались этим в основном неместные или недавно перебравшиеся в город: те, кому было еще невдомек, что прокуратор вот уже несколько лет к ряду высылает особый отряд стражей вести ночной караул. С тех самых пор город мог гордиться тем, что количество неразрешенных преступлений в доках уменьшилось в десятки раз, а если и случалось, то по личному договору с самим прокуратором.
Гратион никак не мог взять в толк, как умудрился попасть в этот «особый отряд». Он не считал себя отличившимся выдающимися умениями да и, видят боги, не старался выпячиваться. Стражник привык, приосанившись, отвечать односложно, выполнять поручения исправно, но никогда не пытаться лишний раз дать о себе знать. Ведь чем больше кажешься дураком, тем меньше с тебя будут требовать. Практика, работавшая практически всегда. Вот только нынешний прокуратор оказался не лыком шит. Всякий раз он будто видел стража насквозь, охотно и по доброй воле отправляя Гратиона в самый пыл городской суеты, при этом приговаривая похвалы. Всякий раз мужчина прикусывал язык и старался не сильно хмуриться, слыша, с какой хищной гордостью правитель говорит о своей «полиции».
В отряде, отправленном на патруль сегодня, Гратион был самым юным, потому по негласной традиции, в принятии которой молодой человек голоса не имел, отсылался в обход самой долгой тропы, что проходила от порта до рынка и дальше по узким проулкам «улиц блаженства». И, хотя улицы могли называться «блаженными», их содержимое было на порядок порочнее вырисовываемой фантазией картинки, особенно в ночное время суток. Услышав предстоящий ему путь, мужчина тяжело перевел дух и слегка поежился на морозном воздухе.
«Угораздило же», — сплюнул Геланор, натянув шлем покрепче и молча зашагав в направлении опустевшего к ночи рынка. Хотел бы он побеседовать с тем, кто определил его в «особый караул». О, как бы он наговорил ему за то, да и за это тоже. Однако с диким вепрем спорить было безопаснее, чем с нынешним прокуратором, потому Гратион покорно плыл по течению, наблюдая за тем, в какие новые подозрительно грязные воды оно его занесет.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом, когда Гратион добрался до «улиц блаженства». В темных проулках веяло помойным смрадом и спиртом, но мужчина давно привык к подобному антуражу. Он легким движением поправил шлем, ухватился покрепче за ксистон и зашагал выверенной, марширующей походкой по крошащейся кладке самых злачных улиц города. То и дело до его ушей доносились далекие возгласы, хохот и пьяные всхлипы, на которые стражник, впрочем, не обращал никакого внимания, почитая за естественный шум «улица блаженств». Взгляд его, сфокусировавшийся, но не цепляющий ничего конкретного, скучающе блуждал по дверям домов, а ум перечислял в голове: «Таверна Золото Руна», «Бордель Мадам Мастридии», «Лавка Шестелапого Хос…а?». Стражник резко остановился, втыкая кончик копья в землю.
На его пути стояли двое мужчин. Один, очевидно только вышедший из борделя, и второй, чьего лица Гратион не мог рассмотреть. А между ними разгоралась до боли знакомая сцена, которую ввиду особенности службы дозорный видел великое множество раз. «Не позавидуешь работникам Мадам Мастридии», — подумалось Геланору, но он тотчас был вынужден поймать свои мысли и припрятать их куда дальше. Ведь, когда его глаза смогли выловить отдельные черты потенциальной жертвы, Гратион заприметил причудливую, совершенно не подходящую борделю одежду. Либо бордель начал использовать чужеземные ткани для привлечения клиентов, либо выходец из борделя был вовсе не работником, а простым несчастным, кого угораздило нарваться на неприятности.
Стражник подавил очередной вздох. Будь этот юноша работником или хотя бы постоянным гостем борделя, за ним бы приглядели местные охранники или сама Мастридия. Однако ситуация накалялась, а помощи, как видно, ждать не приходилось ни от кого кроме зазевавшегося дозорного. Нахмурившись, Гратион присвистнул, тем самым обратив на себя внимание пристававшего. Широкоплечий шкаф грубоватого сложения и слегка горбатый… Из уст Геланора вырвался еще один тяжелый вздох.
— Опять ты за старое, Диодор? – гаркнул он сердито, покрепче ухватившись за копье, — Никак тебя жизнь не научит прекратить распускать свои лапы!
Именуемый Диодором резко развернул свою, перекошенную яростью и заметно хмельную «морду», невольно выпуская свою жертву из крепкой хватки лишь за тем, чтобы во все глаза уставиться на объявившегося стража.
— Будь ты умнее, прошел бы мимо, - Гратиону не пришлось по душе, как недобро ухмыльнулся собеседник, демонстрируя ряд неровных зубов, — Кишка тонковата будет мне мешать, псина прокураторская. Вас разве не учат выбирать противника по размеру?
Стражник заметно напрягся, заметив то самое выражение, с каким обычно еще более недобрая мысль посещает такие похабные умы, какие были у Диодора.
— Или хочешь увести мой товар? Да я твоими внутренностями окрашу эти двери!
«Что же за день такой», — подумалось Гратиону. Стараясь не терять бдительности, он перевел взгляд на чужеземца и как можно аккуратнее кивнул ему в противоположную сторону улицы: во мрак, где при желании можно было быстро скрыться от взглядов двух мужчин и убраться по добру, по здорову, пока развратный громила был отвлечен новой мишенью. Дозорному лишь оставалось надеяться, что незнакомец способен считать его предложение о побеге без слов.